Три месяца. Чуть более девяноста  дней. Немного больше двух тысяч часов и почти сто тридцать тысяч минут.  Столько времени Хироки уже мог звать себя жителем штата Флорида. После возвращения из Германии все как-то шло из рук вон отвратительно. И чем сильнее Хироки стремился справиться с раздражением и одолевавшей меланхолией, тем, казалось бы, крепче запутывался в этой липкой, вонючей паутине.
Работа уже не вызывала тех смешанных чувств, как ранее, из злости, сожаления, раскаяния и чувства долга. Смерть утратила свое таинственное волшебство, превратившись в простую обязанность. Три месяца…. И Хироки больше не мог себя узнать. А может быть, это все началось гораздо раньше? Пять лет назад, когда он поступил в военную академию, и почувствовал истинную свободу? Или десять лет назад, когда в пижаме сидел на полу у двери близнецов?
Таканори поморщился. Эти воспоминания так и не оставили его равнодушным. Они появлялись периодически из недр сознания, питая собой эту безнадежную депрессию. И самое ужасное, что со временем, это чувство стало совершенно нормальным. Такое же, сладковато-горькое, как и ощущения, когда сжимаешь в кулаке живую бабочку.
В руках его был сверток с документами, а впереди еще одна длинная ночь. Отдать документы и на этом работа выполнена. Можно расслабиться, забыться. Пойти в клуб, снять какую-нибудь девочку, или мальчика…. Или обоих сразу. И проснуться утром с тяжелой головной болью, но уже без чувства пустоты. Хиро даже поставил бы на это крупную сумму денег, если бы кто-то принимал такие ставки.
«Дейдра Дельфино» - так значилось на клочке бумажки, который ему вместе с документами передал секретарь главы клана. Хиро не смотрел бумаги, уже твердо уверенный в простой истине - если тебе в лицо никто не сказал, чтобы ты ознакомился с документами, то эти исписанные печатными буковками листочки явно предназначены не для твоих глаз. Кто так не думает – получает пулю в висок. Уж кому-кому, а Хироки это было известно. Ведь именно со среза его ствола слетала пуля, забирающая жизни у любопытных неудачников.
Бар был уютным и симпатичным, как положено, с приглушенным светом и огромной барной стойкой с барменом, лицо которого по своей непроницаемости спорило только с гладкой поверхностью столешницы. Киллер любил такие заведения, от них веяло размеренностью и порочностью. В таких стриптиз-клубах всегда находилась парочка людей, которых не жалко угостить дорогой выпивкой.
Японец пристроился на высокий стул у барной стойки и улыбнулся одной из своих дежурных улыбок бармену:
- Я ищу Дейдру Дельфино, - негромко, но отчетливо поинтересовался Хироки.
Бармен не стал удосуживаться ответом, только кивнул в сторону маленьких, импровизированных сцен, большинство которых в этот час пустовало. На ближайшей к стойке, танцевала всего одна девушка. Красивая, как маленькая испорченная Мальвина, грациозная как хищная кошка. Посетители, что в будний день представляли собой не слишком обширную и благодарную публику, обступили сценку и смотрели снизу вверх на эту полу-богиню, прекрасную в своем совершенстве линий, такую доступную и такую далекую. Их разделяли метры и мощное тело вышибалы. Позволено смотреть, трогать нельзя. В этом Хиро забавлял стриптиз….
- Мартини с водкой, пожалуйста, - заказал японец и с легкой улыбкой перевел взгляд на танцовщицу, ожидая окончания шоу.

Правая бровь Хиро, видимо, решила пару секунд пожить самостоятельной жизнью. Потому что как иначе объяснить действия лицевых мышц? Бровь неумолимо ползла вверх все больше по мере того, как обнаженная девушка соскочила со сцены и направилась в сторону барной стойки. Вот такого поведения, Хироки раньше никогда не приходилось наблюдать. Обычно танцовщицы сразу убегали за кулисы после выхода, и не показывались до самого конца шоу, если, конечно, не собирались найти клиента на приватный танец. Последняя мысль вызвала по позвоночнику приятный холодок, а взгляд невольно скользнул по красивым линиям женского тела.
Заказать танец в уединенном месте, где зрителем будет лишь он один. Таканори не часто баловал себя такими представлениями. Может, потому что давно уже не видел ничего особенного в стриптизершах. Красивые, одинаковые куколки, двигающиеся у шеста заученными движениями.
Но Дейдра была не такой.
«Горькая», - храня на губах странную полуулыбку, думал киллер.
Он сравнивал женщин с напитками. Некоторые походили на лимонад, такие … веселые, воздушные, безалкогольные пузырьки. Другие напоминали шампанское – пьянеешь с трех глотков, позабыв обо всем. А на утро смертельно болит голова и ничего, кроме желания никогда больше не пить этот игристый напиток, не возникает. Девушки-мартини…. Они никогда не бывают такими, как нужно. То слишком сладкие. То слишком кислые. Подобрать правильную консистенцию практически невозможно. Наиболее приятным видом женщин были те, которых можно было сравнить с красным вином и крепкими напитками. Они почти полностью отражали тот образ, который так привлекал молодого японца.
Так вот, Дейдра была водкой. Горькой, обжигающей, крепкой.
Бровь к тому времени уже вернулась на свое положенное место, а упавший взгляд на папку с документами заставил отбросить мысль о приватном танце и вспомнить о работе.
- Вы – Дейдра Дельфино? – уже заранее зная ответ, все же решил осведомиться киллер, - Меня зовут Хироки Таканори… и вот… -- он одним щелчком отправил папку по столешнице в сторону девушки, - это – касается … вашей .. работы. Конечно, не той, на которой вы трудитесь этой ночью…
Он говорил это таким тоном, будто знал стриптизершу уже довольно давно. Но на деле, ничего кроме того, что Дейдра была осведомителем японской мафии, Таканори известно не было.
Парень улыбался, хотя взгляд продолжал блуждать, стараясь уловить все самые незначительные детали. Видит Ками, как это трудно сделать, когда перед тобой женское тело в одних только стрингах!
Едва бармен подал заказанный девушкой коктейль, Хиро чуть приподнялся со своего места, коснулся края ее стаканчика с зеленым напитком краем своего высокого бокала и насмешливо отсалютировал, не дожидаясь ответа:
- За знакомство…

У нее был приятный, сексуальный голос. Это поставило завершающую точку в определении привлекательности стриптизерши лично для Хироки. Он любил слушать голоса людей. Не слова, а именно звуки голоса. Некоторые резали уши, переходя от фальцета до чего-то поразительно похожего на визг дельфинов. А другие же, напротив…. Их голоса, как правило, ниже, с приятной, прокуренной хрипотцой, немного надломленные, совершенные в своей несовершенности.
У Дейдры был именно такой голос. Ее хотелось слушать, чтобы не слетало с ее губ. Возможно, Таканори просто был уже достаточно избалован вниманием красивых женщин, и не менее красивых мужчин, не находил в стандартных понятия красоты чего-то такое, чтобы удовлетворяло его эстетические желания.
А в этой стриптизерше что-то такое было. Изюминка? Хиро не любил этого слова. Изюминка – это всего лишь старая, сухая, сморщенная виноградинка. Разве можно такое говорить о красивой женщине?! Помилуйте, это кощунство!...
Он не часто занимался такой работой. В конце концов, он был киллером, хладнокровным, профессиональным убийцей, а не посыльным. Но нужды клана, как обычно, ставятся выше собственных понятий об обязанностях. Действительно странно, быть может, Шуичи Мизушима еще просто не знал, чего именно хочет от Хироки? Хотя, куда уж яснее может быть ситуация?! Так чисто выполнять свою грязную работу ни один киллер  Якудзы не мог, а ведь клан славился своей конкретикой.
Предложение было заманчивым, к тому же, Таканори все равно собирался провести свой вечер в любом другом подобном этому заведении, потому все складывалось как нельзя более кстати. А причина «познакомится поближе» тем более вызывала восторг в немного уставшем сознании японца.
Он поднялся со своего места, прихватив с собой крепкий коктейль и отправившись следом. Стоя немного в стороне от столпотворения, Хиро облокотился о колонну и медленно пил мартини с водкой, разбавленное уже подтаявшим льдом. В воздухе снова повисло это напряженное возбуждение, едва ее красивые ножки ступили на круглую сцену с шестом. Мужчины, словно пчелы на мед слетались, подтягиваясь и неумолимо приближаясь ближе. Они уже обступили сцену, и Хироки поймал себя на мысли, что немного жалеет Дейдру. Наверное, мучительно неприятно каждый раз смотреть сверху вниз на оголодавшие взгляды и ощущать, как потные руки скользят по твоему красивому телу, чтобы оставить купюру в кружевном белье.
Окончания выступления Хироки ожидал уже без удовольствия. Где-то в глубине души родилось странное желание увести ее отсюда. Природы этого чувства молодой японец не знал, да и разбираться в нем не желал.

Это было похоже на какой-то крутой фильм, с пометкой на обложке «Детям до восемнадцати». Совершенная картина торжества похоти и откровения над пуританскими воспитаниями и правилами «хорошего тона». Она здесь только что изнасиловала мораль, растоптала нравственность и к черту послала этику. Смелая девушка. Намного смелее, чем все находящиеся здесь люди вместе взятые. Включая его самого…. Убивать людей ведь не так сложно. Стоит начать, и с каждым разом теряется та грань, между «можно» и «нельзя». Между «хорошо» и «плохо». Ведь в действительности, ничего этого нет.
Есть то, что она может показать. Есть то, чем она может гордиться. Здесь, на этой импровизированной сценке, эта незнакомка взлетела в личной рейтинге людей у Хиро на высшие пьедесталы. Туда, где, казалось бы, все места расписаны с детства.
Да, сейчас Хироки хотел ее. Не как все эти мужчины вокруг. Он хотел ее себе. Полностью. Всю. Без остатка и надежды на лучшее. Подчинить, сделать совсем ручной, стащить за руку со сцены и увести, а потом заниматься с ней сексом так, как раньше с женщиной еще никогда не было.
Конечно же, девушки привлекали Таканори, и он считал, что женское тело в разы совершенней, чем мужское, но что касается сексуального подтекста, но здесь его выбор чаще падал все-таки на мужчин. Редко когда, женщина могла дать больше, чем какой-нибудь «талантливый» смазливый паренек, и тем ярче сейчас были его эмоции. Ведь Дейдра разбудила в нем слишком яркий, слишком насыщенный в своем составе, слишком горький и ядовитый, интерес.
То, что она вытворяла на сцене, эта публика еще долго будет вспоминать, закрываясь в туалете, или во время скучного секса со своей апатичной женой. Эта малышка надолго останется в их фантазиях, играя при этом в высшей лиге. Возможно, в этом и была ее главная особенность.
Хироки нравились и восхищали такие люди, он находил в них то, что могло избавить его от скуки. И все-таки использовал их в своих эгоистичных целых. Одинокий, по своей теории, и ничего не собирающийся менять для себя, Таканори словно монстр из сказки, питался этими уникальными зверьками. Выпивал из них жизнь до капли, а после оставлял, скрученной, поломанной игрушкой, в слезах, в мольбах и просьбах. Он никогда не возвращался, и искал себе новое развлечение. Это не было смыслом жизни, это было средством, чтобы эта жизнь казалась немного более сносной.
А к чему это все? А к тому, что только что этот жестокий в своих суждениях к людям, игрок, выбрал себе новую жертву. Естественно, мысленно он так ее еще не называл. Она вдруг стала для него центром внимания и самым желанным объектом из огромного списка бывших, настоящих и будущих. Чтобы он сейчас о Дейдре не думал, Хиро решил, что заведение она покинет с ним.
И не один он, как оказалось, этого желал. Сладковато-ядовитая внешность японца тоже сыграла свою роль. Он был словно тем открытым огнем, к которому так тянется мотылек, пока, наконец, не опалит свои красивые крылышки, и будет уже слишком поздно. Она тянулась к нему, а он требовательно преследовал свои  явные и тайные желания. Опять же, повторимся… Не секс, все-таки, для Хиро был важным. Он любил, когда его любили. Он внушал к себе эту любовь, а после безжалостно ломал чувствам хребет. Это было извращенное удовольствие, ни с чем несравнимое. Красивый, злой гений, вслед за очаровательной бабочкой. Да пока крылышки целы…
Оставив на стойке деньги за коктейль, пустой бокал и щедрые чаевые, Таканори с улыбкой наблюдал, как малышка так стремиться покинуть заведение.
Он приехал сюда на машине, но хотелось прогуляться. Тем более, ночь сама к этому располагала. Выходя вслед за стриптизершей из клуба, Хироки быстро нагнал ее. Он не собирался обнимать Дейдру за талию или проявлять какие-то иные знаки внимания, что она могла бы расценить, как попытки ее склеить. Нет, это он оставит тем мудакам в баре, и школьникам. Таканори был уже слишком опытным. Он убрал руки в карманы брюк, намеренно замедляя шаг до прогулочного. Краем глаза наблюдал за девушкой, улыбаясь на один уголок губ. А затем чуть вскинул голову, будто всматриваясь в звездное небо, и негромко проговорил:
- Это было… забавно…

«Она чокнутая, похоже», - казалось, даже под кожей пульсировала эта мысль, - «Она сумасшедшая. Маленькая, прекрасная Дьяволица с лицом ангела».
А чертовка все продолжала бесноваться, и Хироки невольно думал о том, что с каждым шагом красивых босых ножек к дороге, наполненной спешащими по своим каким-то личным делам авто, он желает ее все сильнее.
Это такое странное, необъяснимое чувство. На пороге опасности, страсть ощущается в два раза сильнее. Все становится не важно. И то, что он киллер и его работа - убивать. И то, что Шин, возможно, размажет его по стенке при новой встрече, просто для развлечения. И то, что эта девушка, возможно, может быть целым подарочным комплектом всяких заболеваний, не говоря уже о том, что, похоже, она не отличается теми качествами, что в обществе «нормальных» людей прозвали «адекватностью». Но, Хироки хотел ее. Прямо здесь и прямо сейчас. Под визг тормозов и аккомпанемент разъяренных сигналов машин.
Она безумна. Она прекрасна в своем бесстрашии. Она почти великолепна!
В таких влюбляются с первых минут знакомства и помнят всю жизнь, женившись позже на «домашних овечках», в погоне за стандартной схемой жизни – работать, обустроить дом, вырастить детей, дать им образование, изменить с соседкой, развестись с женой на старости лет и скончаться, наконец, в каком-нибудь доме для престарелых в Нью-Джерси, брошенные всеми, не нужные собственным детям и бывшей супруге. Так вот, последнее видение, что будет видеть этот  «несчастный» - будет девушка… с черными волосами, в коротком платье, готовая сыграть в ящик под колесами любого случайного автомобиля. Ну, разве она не прекрасна?
На таких не женятся, и не хотят, чтобы такие стали матерями их детей. Такие, как Дейдра умирают до тридцати, в сиянии собственной уникальности.
Слишком неистова, чтобы жить. И слишком красива, чтобы умереть.
Таканори улыбался, глядя на черноволосую фурию. Сейчас и он был в нее почти влюблен. Это забавное чувство, когда восхищение достигает своего апогея, мешает в свой экзотический коктейль интерес и, в качестве приправы, посыпается пряным неприкрытым желанием.
Он знал, что делать. Он всегда знал, что делать. И, возможно, именно это делало его мужчиной более чем особенности анатомического строения.
Несколько шагов к ней, игнорируя ругательства водителей, скрип тормозов и возможную бесславную гибель. Ее движения завораживали, и Хироки, кажется, впервые вот так без оглядки, не задавая вопросом и не ища для себя причин, последовал за кем-то.
«Если нас сейчас собьют», - Хиро улыбался своим мыслям, - «Это будет очень глупая смерть».
Но у глупости в присутствии Дейдры появлялся какой-то странный, притягательный соблазн.
Все было так естественно и так до упоения очевидно. Так просто и вместе с тем, почти до горечи во рту невозможно. Киллер сейчас где-то на уровне подсознания знал, что она его не оттолкнет.
Руки скользнули на талию девушки, и прохладные губы азиата накрыли ее, теплые и мягкие. Этот поцелуй был коротким, но сейчас время ощущалось совершенно иначе. Таканори не пытался углубить поцелуй, не пытался показать ей свою властность или нежность. Он просто стоял рядом, придерживая своими руками ее хрупкое тело, и мягко прижимался к таким красивым губам. Смерть могла бы сейчас иметь вкус ее губ. А задание, простое, бессмысленное, не достойное талантливого киллера, последним. Все могло бы сейчас измениться для них обоих.
Так же внезапно, как и поцеловал Дейдру, Хиро отстранился. Он улыбался, готовый сейчас к какой угодно реакции. Не показывания ни безразличия, ни сумасшествия, и совершенно не теряясь в этих чувствах. Японец был спокоен. Так удивительно спокоен, как бывают только люди, которые идут на рискованный шаг осознанно. Пожалуй, это еще хуже, чем безумие.
- Меня зовут Хироки, - его голос тих и тверд, а в глазах невозможно ничего прочесть, - и скажи мне, ты, правда, хочешь умереть? Или решала произвести на меня впечатление?

Глупышка…. Экзотическая птичка, что привезли из далеких стран, и по ложному милосердию отпустили на волю в снег, дожди и суровость холодных краев. Такая глупая, маленькая…. Бабочка. Гордость ведь не порок, а самобичевание полезно, Хироки знал…. Он сам так жил. Почему-то захотелось пожалеть себя и свою попранную юность. А еще вспоминать детство. С ней все было словно как-то не так. Почти не правильно. Почти горько. А сладость? Сладость это для карамельных блондинок. Дейдра – яд.
Сколько они знакомы? Четверть часа? Как ничтожно мало для тех, кто стремиться дожить до старости, и до смешного много для тех, кто готов умереть прямо здесь и сейчас. В эту самую долбанную минуту. От чего угодно. Принять смерть и все закончить. Это будто ставить миллион на Zero. Одно движение, одно неверное касания белого шарика, которому на все на свете плевать, и переиграть больше ничего не будет возможности. Они ставили свои жизни. Они были одной крови. Одной породы. Одного безумства. Совершенные создания с обнаженными душами.
И вот, вдвоем, стоя среди проезжающих машин, посреди дороги, вместе, Хироки улыбался ей так, как, казалось, не улыбался никому. Никогда. Почему? Он не знал. Он не хотел гадать об этом, и искать причин. Все было как-то… само собой. Но правильно.
«Жизнь - это игра, исходом которой всегда является смерть», - мысленно повторил за ней киллер. Эти слова были словно пощечина. Та, что она знает о смерти? Она убивала когда-нибудь? Она видела, как из глаз уходит жизнь? Она видела предсмертную агонию? Смерть – это не круто. Это не поэтично. Это… всегда чертовски грязно и непросто. Она не знает. Дейдра не может об этом знать. Как глупо… стриптизерше рассуждать о смерти. О жизни.
Любопытно?
«От любопытства кошки дохнут, милая», -  снова этот писклявый, до отвращения высокий внутренний голосок, который всегда, на абсолютно любую ситуацию знает, что сказать. А так хочется, чтобы он сейчас молчал.
Игра началась не сейчас. Игра началась тогда, когда он передал ей папку, когда их взгляды прикоснулись друг к другу. Тогда уже они оба знали, что выбора не останется. Дурное чувство, с привкусом алкоголя. И Хироки страшно хотелось …курить.
Выкурить ее душу до конца, испить горького дыма, обжечься, когда она дотлеет до фильтра. А позже…. Нет, этому «позже» сейчас нет места.
И гонка началась. Удивленный, почему бежит за ней, почему принял ее правила, почему ради нее готов сломя голову нестись по городу, перепрыгивая через несколько ступенек и бордюров, почему дает ей фору намеренно, зная, что если захочет, она не уйдет. Почему уступает? Хиро не знал. Его это совершенно не интересовало. Таканори не знал, куда нужно бежать, он ориентировался по ее быстрым движениям. Он смеялся?! О, да….
Вот и подъезд. Киллер мог бы настигнуть девушку здесь. Словно дикая кошка, выслеживающая свою жертву. Поймать прямо сейчас, прижать к себе и выиграть. Хироки не знал причины, почему остановился. Ему было не интересно. Хотелось пощекотать нервы обоим. И когда это стало так важно? Кажется, с того момента, как она сбросила туфли, жизнь японца пошла по другому руслу.
Несколько ступенек. Вот ее рука тянется к ручке. По щекам текут слезы. Что, малышка, больно?
Какая-то хищная, но счастливая улыбка появилась на губах преследователя, когда его руки легли ей на плечи и властно развернули к себе. Она поставила крупную ставку, и он сорвал банк.
Только сейчас Таканори понял, что немного сбился с дыхания. Обычно, такой собранный и готовый к любой случайности, Хироки сейчас задыхался.
- На будущее, - японец тихо рассмеялся, - никогда не играй в игры, в которых не хочешь стать победителем.